Ставя себя на место героя, не уставал поражаться, какая же я заурядная личность. На месте Николаса Эрфе я бы уже на двухсотой странице пришел на виллу с бейсбольной битой и хорошенько покалечил бы старика Кончиса. Тут бы и сказке конец. Но не было бы морали, увы. Хотя, может, и к лучшему.
Что касается реалий, то Фаулз, если вдуматься, хорошенько насолил многим ни в чем не повинным людям. Его Фраксос равняется Спецесу, и все реалии взяты из его житья на острове, включая школу и виллу. И я представляю, каково жилось всем работавшим в школе после того, как роман стал знаменитым. И тем более хозяину виллы, одинокому оригиналу, которого все стали с тех пор считать Кончисом. В позднем предисловии к переработанному изданию Фаулз за собой эти грехи признает, однако толку от этого мало. Здесь Фаулз, как это ни странно, уподобляется для меня одному бывшему корреспонденту ТАСС в Греции, который не мог смириться со своим увольнением. В издаваемой им в Афинах газетенке на русском языке экс-тассовец печатал роман с продолжением под фамилией Самоваров. Самым главным отрицательным персонажем этого романа был некий гендиректор информационного агентства УНИ-ТАЗ, в котором прозрачно читается г-н Игнатенко, но только в инфернально-злодейском воплощении. Выглядело это очень жалко.
Вуди Аллен так выразился об
экранизации "Волхва" - фильме 1968 года, снятого (о ужас!) при активном участии писателя Фаулза: "If I could live my life over again, I would do everything the same except for seeing "The Magus". После такой рецензии захотелось фильм посмотреть.
Несмотря на то, что роман при перечитывании мне понравился гораздо меньше, чем в первый раз, появилось желание съездить на Спецес по фаулзовским местам. Правда, три года назад погонщик шарабана, в котором мы за какую-то двадцатку по-королевски проехались по набережной Спецеса, не особенно был готов распространиться по поводу Фаулза. Но с тех пор, надеюсь, туристическая индустрия на острове шагнула вперед, и в "Бурани" открыли дом-музей великого писателя.
Впрочем, это было бы не совсем справедливо. Фаулз, как и почти любой европейский писатель, живший в Греции, восхищается древностью, но не склонен переоценивать новогреческий характер. Если убрать все древнегреческие аллюзии, то люди современности для него почти что жалки - даже партизаны, мгновенно попадающиеся в лапы фашистов, даже и рецидивист-предводитель этих партизан, орущий: "Свобода!!", пока немцы ему не выжгли язык. А уж греки 50-х годов - это для Фаулза в лучшем случае туповатые крестьяне с Парнаса, "соль земли" в том смысле, что крепки и близки к этой земле, но интеллектом не блещут. Даже герои национального сопротивления (эпизодический Мавромихалис) - безвольные пешки в руках Кончиса, чего уж говорить о слащавой карикатуре Мели или идиоте-погонщике Гермесе. Греки - это почти обслуга театра книги, никакой собственной интеллектуальной роли они играть не способны.
Если вдуматься, то этот стереотип в европейской литературе едва ли не самый распространенный. Но, горько признать, он во многом заслуженный. Как мне говорил недавно умный собеседник: "Греция прекрасная страна, если не обращать внимания на ее население". Я на словах заспорил с ним, а про себя почти что согласился.